Рубрика «Колонка редактора». Рассказ «Невидимая миру благодать»

Это история произошла Великим постом 2003 года или, если быть более точным, в Страстной четверг в Градо-Хабаровском Успенском соборе. В ту пору я служил там ключарём. На вечернем богослужении, после шестопсалмия мы с собратьями, по обычаю, вышли в центр храма с длинными алтарными свечами в руках и приготовились к чтению Страстных Евангелий…

Кто бывал в этот день в церкви, тот знает: служба эта особенная, она длинная и напряженная, ведь на ней вспоминаются последние часы земной жизни и крестная смерть Спасителя.

В том году прихожан было немного — в 1930 году собор был закрыт и впоследствии даже взорван, и лишь в две тысячи втором, за год до описываемых событий, его заново отстроили по новому архитектурному проекту. В небольших паузах между пением хора и возгласами священников, в храме почти физически ощущалась воцарившаяся благоговейная тишина — ни разговоров, ни лишних шорохов, лишь едва слышно позвякивало кадило да мерцали огоньки свечей и негасимых лампадок в руках верующих. Служба шла своим чередом, как вдруг в какой-то момент громко хлопнула входная дверь, а затем за моей спиной стал раздаваться непонятный мерный топот и шум.

Обернувшись, я увидел самого настоящего Голиафа. Впоследствии мне так и не довелось узнать его настоящее имя, но ассоциация, которая первой приходила при взгляде на его габариты и фантастический рост, была именно такая. И этот далекий потомок великанов-рефаимов расхаживал туда-сюда по церкви и постоянно плевался, а, точнее, делал так «тьфу-тьфу», но с моего места мне казалось, что плюется он вполне себе по-настоящему.

Сначала я попытался как-то смириться с этой ситуацией и не обращать внимания: может, ему надоест и сам уйдет, но гигант и не думал прекращать свое странное занятие. С каждой минутой это раздражало меня всё сильнее, тем более что он бродил прямо за спиной — от востока до запада, и обратно — от запада до востока. Прихожане наши, уж не знаю, ушли мыслями куда-то в Горние выси или же просто боялись с ним связываться (подозреваю, что вернее всего последнее), но никаких замечаний ему не делали. Когда мое терпение всё-таки лопнуло, я решил пойти на «радикальные» православные меры, для чего и попросил принести чашу со святой водой – авось, испугается святыни и изыдет! Когда изрядно мне надоевший, как я его мысленно окрестил, Голиаф в очередной раз прошагал мимо, я резко развернулся и обильно, не жалея, окропил его водой. Выражение лица мужчины при этом было не понять – то ли ему стало очень хорошо, то ли, напротив, настолько сильно поплохело. Но, в общем, это действо никакого успеха не принесло. Громила фыркнул, молча отряхнулся и продолжил проторенным маршрутом шагать по храму. Я попытался облить его еще раз, но эффект был тот же самый. В этот момент я невольно обратил внимание, что в его действиях просматривается нечто знакомое – он идет-идет, потом останавливается, поворачивается спиной к алтарю, «плюёт» в сторону входной двери, и затем продолжает свое хождение, впрочем, тогда у меня не было времени глубоко над этим всем задумываться. Я подозвал пономаря и попросил его вызвать наряд милиции.

В ответ на вызов к нам приехало три «Давида». Нет, с библейским героем их роднила вовсе не храбрость, а всего-навсего маленький рост. А уж на фоне расхаживающего туда-сюда гиганта они выглядели совсем комично. Понаблюдав за ним какое-то время и сознав, что численное превосходство пред такими габаритами ничем не поможет, стражи порядка сообщили мне через пономаря, что, по их мнению, этот мужчина ничего предосудительного не совершает, за сим они откланиваются и оставляют нас одних – продолжать наши молитвенные подвиги.

Спустя некоторое время после их ухода мы с духовенством, согласно чину службы, снова вошли в алтарь, и тут я осознал, что в храме стало значительно тише. Со своего места я осторожно выглянул через распахнутые Царские врата и увидел, что гигант наконец-то прекратил свои странные перемещения и присел в уголок на скамейку. Периодически я посматривал в его сторону, но, что удивительно, он никуда не уходил. Мужчина просидел в соборе практически до самого конца, а ведь богослужение-то достаточно продолжительное.

Когда всё закончилось, и я пошел на выход, выяснилось, что наш Голиаф приходил на службу не один, а с товарищем, который и раскрыл мне смысл его загадочного и так возмутившего меня поведения. Оказалось, что мужчина был одержим. Причем, он и сам это осознавал. Уж не знаю, как он это понял – в те годы найти литературу на такую тему было весьма проблематично, но, тем не менее, корень своих бед он определил совершенно верно и по совету какой-то своей знакомой решил принять Таинство Крещения. И вот в тот момент, когда священник попросил его трижды отречься от сатаны, а затем дунуть и плюнуть на него, этот несчастный получил несказанное облегчение. Не ведомы мне Пути Божии, поэтому я не знаю, почему он полностью не освободился от терзавшего его духа тьмы, но память о том облегчении и о действиях, его вызвавших, осталась жить в его душе. Эти воспоминания и подводили мужчину к тому, что, когда ему стало совсем невмоготу, он снова пришел в православный храм и попытался своими действиями снова получить то облегчение – поэтому он ничего и не говорил, но лишь постоянно поворачивался на запад, символически дул и плевал в сторону двери. К тому моменту, когда я беседовал с его товарищем, несчастного бесноватого в храме уже не было. Я подумал, что, когда увижу этого мужчину вновь, надо будет обязательно с ним поговорить, но с тех пор я не встретил его ни разу. Уж не знаю, стало ли этому страдальцу легче во время нашей службы, но я понял, что, насколько это было в его силах, насколько этот одержимый мог, он пытался сражаться с мучившим его врагом.

Я тогда подумал, что даже мы, люди воцерковленные, не до конца осознаем, глубоко не чувствуем и не понимаем, что происходит с нами, например, в Таинстве Причастия, что, на самом деле, подходя к Чаше, мы не только соединяемся со Христом, но и между собой тоже, образуя единое Тело Церкви. Да и если говорить опять же про Таинство Крещения… В те годы людей, желающих принять его, было великое множество. За один раз могло креститься и пятьдесят и даже сто человек. И когда священник на полном серьезе трижды спрашивал: «Отрицаешься ли сатаны?» — «Отрицаюсь!» — «Отрицаешься ли..?» — «Отрицаюсь» — «И дуни и плюни на него…». Что он чаще всего слышал в ответ? Смех! Ну, на кого там дуть, на кого плевать? Зло, конечно, есть, но не настолько же оно персонифицировано! Что там батюшка сочиняет? Нет, все, как положено, и дули и плевали, но большинству было смешно. Да и до сих пор многим весело. И нет у людей понимания, что ведь в этот момент они отворачиваются от того, кто верной дорогой ведет их в погибель. А вот пример этого бесноватого Голиафа наглядно показывает, что это далеко как не шутки. Человек, уже здесь, на земле, пребывающий практически в аду, получил во время этого действа облегчение такой силы, что оно подвигало его вновь и вновь предпринимать попытки воссоздать этот момент.

В моей практике была история, когда молодой человек отказался от принятия крещения, после того как узнал, что необходимо будет отрекаться от сатаны: «Я не буду», и всё тут. Я попытался ему объяснить, почему без этого никак нельзя не обойтись, но он ни в какую — оделся и просто ушел. Подобная история произошла когда-то и с отцом Федором (Рулёвым). Однажды его пригласили окрестить находящуюся уже на пороге смерти женщину. Как и молодой человек, она наотрез отказалась отрекаться от отца лжи и всяческих беззаконий. Дети, пригласившие священника, всё же смогли ее убедить, и Таинство продолжилось, но ненадолго. Их мама трижды, как положено, произнесла «отрицаюсь», но после указания «и дуни и плюни на него», сразу заявила: «На сатану плевать не буду, и точка». Все дальнейшие попытки переубедить ее ни к чему не привели. По всей видимости, как и в случае с молодым человеком, враг рода человеческого уже настолько подчинил себе её сознание, что она просто не смогла противопоставить ему свою волю. Но ведь насколько это показательно! Как бы мы, люди, не смеялись над этим моментом в Таинстве Крещения, эти примеры свидетельствуют, что сам сатана, как и весь невидимый нам мир Вечности, очень серьезно относится к этому «забавному» действию.

Во многих чинопоследованиях Православной Церкви есть вещи, для человеческого ума непонятные. Они не поддаются обычной логике, но, на самом деле, в них заложен глубочайший смысл: каждом слове, действии, возгласе, жесте. Поэтому, как в древности, так и до сей поры, церковные Таинства невидимым для нас образом по-прежнему сообщают всем верующим Божию благодать и соединяют нас со Христом и Его Горним миром. Было бы на то произволение самого человека.

По воспоминаниям протоиерея Олега Хуторского